ПОМИНОВЕНИЕ

А. Чернов

ПРОРОЧЕСТВО

В комментарии к "Евгению Онегину" Набоков называл аракчеевские военные поселения прообразом сталинских колхозов. Исторические аналоги условны. Но представим, что живет человек, способный провидеть, как современные частности густо прорастают в грядущем,как единичное событие тянет за собой нерасторжимую цель других - тяжкую, кандальную.
Вглядываясь в казарменное рабство российских пахарей, Пушкин в своем "Путешествии из Москвы в Петербург" пророчил пепелище на месте романовского дома.
Чертя виселицы на черновиках, угадывал грядущие возмущения и казни.
Что воображал он, стоя над братской могилой повешенных? Неужто Колыму и Курапаты, десятки километров отечественных рвов XX столетия?
Не будем приписывать поэту вульгарного ясновидения привокзальной гадалкики. И все же...
Сестре Сергея Муравьева-Апостола император изволил разъяснить, почему не может она взять смертные останки брата. Мол, это "неудобно".
Отняв жизнь, верховная власть этим не удовольствовалась. Она предъявила права и на саму смерть. В примечаниях к "Полтаве" поэт спорит: при Петре казнили, но тел не прятали — отдавали родственникам.
"Как, разве нас судили?" — воскликнул один из декабристов при прочтении приговора. Но если б мертвые умели говорить, можно было бы от любого из пяти повешенных услышать: "Как, разве нас хоронили?"
Соблюдение похоронного обряда— это еще и гарантия цены человеческой жизни.
Что-то Пушкин, несомненно, угадал, стремясь "привычною мечтою" на голодаевский берег, покрывая рукописи рисунками разверстых ям, пытаясь заглянуть в стихах в психологию средневекового опричника, воспевая "любовь к отеческим гробам".
И многому ужасался в грядущем, чья тень уже легла на чело столетия.
Не случайно и мы пришли сюда, лишь когда стали приоткрывать грозную правду о нашей недавней истории.
Укрыв, а по сути. украв тела казненных, русские цари исторически были обречены на реплику вещего Олега:"...Мне смертию кость угрожала!" И мало кто хотел знать, что по логике преступления кровь отворяет кровь, а та — другую, и... дальше, дальше...
Сегодня мы открываем то, что вело к послереволюционной трагедии.
Нам страшно задним числом.
Пушкину было страшно впрок.

У каждой экспедиции — свой маршрутный лист. У голодаевской экспедиции "Огонька" таким листом стал пушкинский устный "путеводитель" из повести, записанной со слов поэта его московским приятелем В. ТИТОВЫМ (см. "Огонек" №№ 23 и 38 за 1987 г. и № 6 за 1988 г.). О том, что это и есть описание пути к декабристской могиле, догадалась Анна Ахматова. Догадалась, ибо волей исторических сближений разделили пушкинскую боль: сама искала гумилевскую могилу. Нашла? Говорит, что это где-то за городом, в Берн-гардовке. Но ходили слухи и о Голодае.
Пойдем же еще раз пушкинской дорогой, держа в руках "План столичного города Санкт-Петербурга", изданный в 1828 г. генералом Ф.Шубертом. Тем более что недавно, выдав известную версию за открытие, ленинградская газета присвоила авторство гипотезы А. Тархова, согласно которой теле декабристов вывезли не на Голодай, а на остров Вольный. А на Петровском некие экстрасенсы бульдозером вырыли "кости декабристов". (О чем сообщила телепередача "600 секунд".)
Итак, "путеводитель" Пушкина:
"Кому случалось гулять кругом всего Васильевского острова, тот, без сомнения, заметил, что разным концы его весьма мало похожи друг на друга. Возьмите южный берег, уставленный пышным рядом каменных огромных строений, и северную сторону, которая глядит на Петровский остров и вдается длинною косою в сонные воды залива..."
Прервемся и осмыслим услышанное. Идти надо от Василеостровской стрелки по берегу Малой Невы. Идти по направлению к "длинной косе". Голодай — северная часть Васильевского острова — заканчивался километровой косой, состоящей из трех самостоятельных островков.
Другой дороги от крепости на Голодай нет. Здесь, через мостик на Восьмой и Девятой линиях, должны были везти казненных. Слева — как рассказал Пушкин — "просторные огороды", за ними — рощи Смоленского кладбища. И дорога на высокой насыпи идет как раз параллельно берегу. С этой дороги при всем желании не свернуть: с одной стороны - болота, с другой - ряд огородов.
"...он приводит вас к последней возвышенности, украшенной одним или двумя сиротливыми домами и несколькими деревьями. Ров, заросший высокою крапивой и репейником, отделяет возвышенность от вала, служащего оплотом от разлитий..."
Да, и это так. На плане Шуберта между высоткой с рыбачьей избушкой и руинами фортификационного вала — восьмиметровый ров.
"...а дальше лежит луг, вязкий, как болото, составляющий взморье". За валом в основании косы и начинается для Пушкина взморье: коса — это уже в "дремотных рядах залива", это морское побережье.
"Топкий" болотистый луг хорошо читается на шубертовском плане. Но мы на него не ступаем: пришли!
"И летом печальны сии места пустынные, еще более зимою, когда и луг, и море, и бор, осеняющий противоположные берега Петровского острова..."
И впрямь — вон он, Петровский, и бор на нем против нашего места заканчивается, сменяется лиственным лесом. (Что особенно видно зимою).
"...все погребено в седые сугробы, как будто в могилу".
Слово, наконец, названо.
Ахматовскую догадку проверил историк Геннадий Невелев. Он документально подтвердил: да, это на Голодай. Но плана Шуберта Невелев не видел.
Первый островок в длинной косе по фамилии трех братьев-греков назывался Гунаропуло. Но в XIX веке эту фамилию писали всяко: Гуноропуло, Гонаро-пуло, Гоноропуло. Последнее утверждается и в картографии. Так и мы станем писать название островка, чтобы не путать с фамилией владельцев.
Три брата, единственные дворяне-землевладельцы на Голодае. Первый, Егор,— адъютант главного следователя по делу декабристов Татищева. Он служил в одном полку с ближайшим рылеевским другом Александром Бестужевым. Второй, Феопемпт, был видным масоном и, как сообщил историк А. Сериков, общался с братьями Муравьевыми-Апостолами, Пестелем и Рылеевым. И хотя занимал скромную должность в канцелярии начальника Главного штаба, дважды всемилостивейше награжден в 1826 г. орденами. А вскоре, как установили по архивным материалам Я. Леонтьев и С. Львов, получит из царских рук еще и бриллиантовый перстень. Третий брат, Афанасий,— в будущем белостокский губернатор. И ему покровительствовал Николай.
Петербургский дом Гунаропуло стоял на Мойке у Синего моста, наискосок от рылеевского.
Зарыть казненных в земле Гунаропуло без ведома и согласия владельцев было невозможно. Что двигало братьями? Карьера или милосердие? Ведь кто-то же показал-таки место вдове Рылеева...

А вдруг все-таки мы ошиблись (вместе с Пушкиным, Ахматовой и историком Невелевым), и могила— впрямь где-нибудь на Вольном острове?
Если отбросить анонимные слухи, все свидетели на удивление единодушны. Декабристы В. И. Штейнгель, М.А.Бестужев, Д. И. Завалишин. Н. В. Басаргин не сомневались: Голодай. (Напомним. что островок Гоноролуло входил в состав Голодая, как сам Голодай в Васильееский остров). Колеблются (сами не видели!), но тоже называют Голодай А. Е. Розен и И. И. Горбачевский. Прибавим сюда и свидетельство Марии Николаевны Волконской.
А что скажут представители власти? О голодаевском взморье повествует участвовавший в захоронении помощник квартального надзирателя Шипов. Начальник кронверка Беркопф говорит о телеге с телами казненных, что через Тучков мост в сопровождении караула (и василеостровского (!) полицмейстера Дершау) ночыо 14 июля покатила на Васильевский. Но особенно ценна запись полицейского чиновника Н. С. Щукина: тела закопали на Голодае, в одной яме "в конце острова на пустынном месте за немецким кладбищем".
Надо пояснить: Смоленское кладбище состояло из трех — православного, армянского и немецкого. За немецким как раз и находится остров Гоноропуло.
И еще. О Голодае говорят А. А. Жандр, М. Ф. Каммсиап (приходившая сюда восьмилетней девочкой с вдовой Рылеева). скульптор Н. А. Рамазанов и сын петербургского гражданского губернатора художник Л. М. Жемчужников. Последний уточняет: если смотреть со Смоленского поля, то слева будет Галерная гавань, а прямо — рощи Смоленского кладбища, и за ними "иэвестный нам курганчик над телами казненных декабристов".
С этой точки рощи Смоленского кладбища закрывают только северную сторону Голодая. Где и лежит у взморья островок Гоноропуло. Вспомним, что и Пушкин в своем "путеводителе" видит эти рощи. Только с противоположной стороны.
Но вот и свидетельство обер-полимейстера Княжнина:"Я приказал вывезти мертвые тела из крепости на далекие скалистые берега Финского залива, выкопать одну большую яму в прибрежных кустах и похоронить всех вместе, сравнявши с землей, чтобы не было признака, где они похоронены... "
Кажется, здесь можно лишь развести руками: какие скалы в дельте Невы? Скалы — это не ближе, чем у Лахты. Пешком или на телеге за короткую летнюю ночь не обернуться. (Надо ж еще и копать!) Или полицейский генерал сознательно и нагло врет?

"...а ровно через два месяца нужно сходить (так!— А. Ч.) с дочерьми моими в известную Вам сторону, отслужить панихиду и вместо Вас там на самом месте пролить слезы моления о успокоении души друга Вашего". (Ф. П. Миллер — Н. М. Рылеевой. 13 мая 1827 г.)
Федор Петрович Миллер, сослуживец Рылеева по конноартиллерийской роте, оказался надежным другом. Прибавив к дате его письма "ровно два месяца", получим день казни.
Через две недели он отправляет Наталье Михайловне второе письмо о том же самом. А 3 июня - третье:
"Через месяц и десять дней, испросив от Вас позволения и получив, в надежду на дружбу Вашу, согласие - пущусь с Божиею помощью на уединенный остров и принесу усерднейшую молитву о известном Вам лице".
Итак, остров "малый", "уединенный", но туда можно пройти пешком. Такой на всей Малой Неве только один — Гоноропуло. Потому что глубина трехсотметровой протоки между Вольным и Голодаем — до четырех метров!
Анна Андреевна Ахматова нашла у Пушкина два стихотворных отрывка, где, по ее мнению, описан остров с декабристской могилой. Сначала черновик 1830 г:

И — описание островка из "Медного всадника". Место, где похоронят бедного Евгения:

Описания почти тождественны. Место, куда "порой" или "иногда" приплывает рыбак с неводом. Место, где он "расстилает невод" и готовит ужин. На плане Шуберта как раз против вала на Гоноропуло отмечено строение: "Иэбушка Рыбаковъ". Других рыбачьих избушек на всем побережье Голодая нет.
Сюда наведывается по воскресеньям некий чиновннк. В бедам рукописи еще откровенней - "мечтатель".
Пушкин пишет о волновой погоде, занесшей сюда его челнок. Но чего ради плыть на взморье в шторм?
Впрочем, вот мнение Г. Невелева:
"Обратимся к строкам стихотворения "Арион", датированного поэтом 16 июля 1827 г.:

Они имеют реальное историческое содержание... Стихотворение могло быть написано под впечатлением посещения острова Голодай в "исторический день", 13 июля, или, возможно, на самом "печальном" и "пустынном острове", на его "последней воэвышенности", "под скалою" на "береге диком"... на могиле казненных друзей".
Мы рассуждали так: что, если и впрямь Пушкин поплыл на Гоноропуло в лодке, в пути его застигла "волновая погода", и метафора декабристской грозы (зимние грозы — редкость) родилась из реального переживания?
В "Санкт-петербургских ведомостях" изменение погоды фиксировалось утром, в полдень и вечером.
Полдневная, с сильным ветром с залива буря была 15 июля.
Утром 15 июля 1827 г. поэт написал письмо другу, у которого умерла мать. На почтамт надо было успеть до полудня. Что было дальше? В двух шагах Сенатская площадь, Исаакиевский мост на Васильевский. А там на стрелке можно было взять ялик... Но лодку можно нанять и на Исааковском перевозе: "И перевозчик беззаботный Его за гривенник охотно..."
Он не мог отправиться к "длинной косе" 13-го или 14-го. По свидетельству современника, народ "валил толпами"на могилу казненных. В годовщину казни или погребения поэт, только что добившийся разрешения жить в столице, мог быть опознан. Но 15 июля — это как раз день казни Искры и Кочубея. День, подсказанный могильным камнем из Киево-Печерской лавры. И отмеченный Пушкиным в примечаниях к "Полтаве".
День, ставший актом исторического протеста поэта.

Наш поиск начался с атрибуции рисунков поэта в тетради ПД 836. Рисунков, предсказанных исследованием Г. Невелева. Историк пишет "Сам факт существования у Пушкина текстовых или, возможно, графических записей о месте захоронения казненных декабристов... не вызывает сомнения".
Три пейзажа были обнаружены нами на развороте рабочей тетради (л. 28 и 27 об.). "Арион" написан в июле. Рисунки, по мнению пушкинистов, сделаны в июле или августе.
Нависшая "скала" и груда булыжников под ней. Их собрала еще прошлым летом вдова Рылеева. Не исключено, что и в этот помог ей Федор Миллер. И вновь тот же обрыв, только вместо камней — вертикальная плита с закругленным верхом. Могильный памятник. Третий рисунок — тот же большой булыжник, за ним сломанное дерево, заросший крапивой ров и откос "последней возвышенности". И загородь из жердей, что перегораживает береговую полку от стрелки вала до рва. Гонаропуловские пейзажи в рабочих тетрадях поэта параллельны пушкинскому "обживанию" этого места, его текстовому, топографическому и творческому освоению.
Лето 1827 года. На рисунках два крупных плана одной "скалы" и, наконец, на третьем — крутой обрыв "последней возвышенности". Так и в "Арионе": единственная примета пейзажа - скала.
Весна 1828 года. 18 апреля Пушкин и Вяземский совершают прогулку по Петропавловской крепости, и Вяземский подбирает пять щепок на месте виселицы. Именно к этому времени относится и пушкинский набросок топографического плана: берег Малой Невы, очень узнаваемый ров. Чертой обозначена "последняя возвышенность" и полукруглым штрихом сделана отметка, где именно пройти на Гоноропуло посуху.(Тетрадь. ПД 838. л. 14) План сразу подстрокой "В безустве гибельной свободы..."
Осень 1828 года. В той же тетради на обороте листа 95 большой рисунок пером: "последняя возвышенность" с избушкой, а напротив стрелка подмытого вала, сломанное дерево и т.д. И там, где на пушкинском эскизе топографического плана штрих, указывающий, как пройти на Гоноропуло,— на рисунке ясно видно перекинутое через протоку бревно.
То, что весной конспективно зашифровано на эскизе плана, теперь представлено наглядно. Столь наглядно, что, когда ленинградские архитекторы П. Прохоров и Т. Ознобишина на специальном чертежном приборе построили по плану Шуберта перспективный рисунок, изображения совпали. (См. четвертую страницу обложки этого номера "Огонька".)
Осень 1830 года. Холерные карантины. 11 октября он пишет невесте: "Болдино имеет вид острова, окруженного скалами".
В те же дни, возродив в стихах пейзаж "открытого", "печального острова", под стихотворением рисует устье рва меж валом и высоткой. И вспоминает ту "волновую погоду" и рисует то, что еще не рисовал, - реку и себя в челноке.
Рисует уже не саму могилу - вид с нее.
1833 год. На первой странице черновика "Меднового всадника" виньетка: та же стрелка вала Гоноропуло. Сделана она стальным пером, черной тушью. Закончится поэмя описанием "острова малого", а пока под строкой "На берегу пустынных волн..." возникает ювелирный микрорисунок. На нем различимы и "скала", и осыпь вала, его стрелка. Вот только нет уже торчащего обломка засохшей сосны. И камней тоже нет. И поэт диагональным штрихом отмечает место могилы...
Смертное страдание, перебродив в крови, стало преданием: "Печален будет мой рассказ..."
Андрей Белый высчитал по тексту поэмы, что Евгений месяца за три до 14 декабря бросил на Сенатской площади свое "ужо!" кумиру государства. И месяца за три до 14 июля 1826 года (снег сходит в апреле) несчастмого нашли и схоронили "ради Бога" на "острове малом".
Именно Христа ради, без гробов, в одну яму с известью здесь опустили нагие тела кронверкских мучеников.
Семь рисунков поэта семикратно указывают на одно и то же место. Оно, по моему расчету, было на три — пять метров южнее стрелки гоноропуловского вала, между ним и засохшим деревом.
Это дерево на краю ямы с известью и впрямь должно погибнуть. Мало того, что корни перерубили... Температура при гашении извести доходит до 700°С.
Неожиданно мы получим "расписку" от самого обер-полицмейстера Княжнина. Т. Ознобишина разыскала польский текст воспоминаний киевского помещика Руликовского, где княжнинские слова приведены полностью:
" ...И только мне одному известно место этой могилы. Когда, я стоял на скале над самым берегом моря, то с этого места видел два пункта выпуклых скал, от которых прямая линия показывает место этого захоронения".
Маловразумительный текст становится понятным при помощи того же Шуберта: "скала" с избушкой рыбаков раза в три выше вала. Прямая между ними своим наклоном указывает на пушкнискую точку.
А сам Княжнин стоит тоже "на скале", на обрывистом валу на берегу Петровского острова. Здесь брандвахта, пост полиции, куда Княжнин должен был частенько наведываться.
Но и Пушкин в 1833 г. рисует вал на Гоноропуло с протянутым к нему наклонным штрихом!
Оба — поэт и генерал — выбирают для привязки одну "систему координат". Шуберт свидетельствует: иного такого или похожего места на прибережье Голодая нет.
Гатчинский архитектор Александр Семочкин заметил, что на рисунке поэта в тетради ПД 836 не "скалы", а "сколотые кручи", и предположил, что это руины неких фортификационных сооружений.
Да, на планах начала XIX века здес были батареи. Ну а как все-таки быть со "скалами"?
Помните: "Я приказал вывезти мертвые тела из крепости на далекие скалистые берега Финского залива..."?
В том-то и дело, что под скалой человек первой половины XIX века вовсе не всегда имел в виду каменный утес. Ни Словарь Российской Академии, ни современный Словарь языка А. С.Пушкина не знает такого простого для нас слова, как "обрыв". Скалой называлась и скала, и скалоподобная почва. (см. у Даля). Княжнин не врал: "скалистые", то бишь обрывистые, берега на низменном и болотистом Голодае есть только здесь, у начала косы. Подмытый хладной пеной вал на Гоноропуло и круча "последней возвышенности".

В июле 1917 года петроградский журнал "Огонек" № 23 статьей "Таинственная находка на о. Голодай" сообщил о том, как при копании водопровода в районе Голодаевского переулка солдаты наткнулись на гроб военного "в форме александровского времени". Известие это облетело даже провинциальные газеты: в России шла революция. Сохранились фотографии: откуда эполеты? и почему в гробу бутылка от спиртного?..Эксперты — Г. Габаев и П. Щеголев — были категоричны: форма на военном не александровского, а николаевского времени.
И хотя раскопки были продолжены в 1925-м и удалось найти обломки еще нескольких гробов, энтузиазма это уже не вызывало.
Теперь-то мы знаем, что к декабристам те находки не имели никакого отношения: копали на кладбище самоубийц, существовавшем вблизи от немецкого кладбища до 70-х годов XIX века. Но легенда о "пяти гробах" с тех самых пор пошла гулять по декабристской литературе.
Мы начинали наш поиск тоже с ошибки: приняли рельеф очистных сооружений комбината "Марксист" за остатки вала и рва.
Другая ошибка — голодаевское фото начала века (см. "Огонек" № 6,1988 г.). На нем действительно наша коса, но не вся, а лишь ее окончание. Вал на переднем плане, так похожий на шубертовский, появился здесь в более позднее время.
Указанная Пушкиным точка находится на территории промышленного предприятия на неширокой дороге между двумя заводскими корпусами. Экспедиция наша работала на общественных началах, и завод дал денег на бурение. (Спасибо вам, главный инженер, Алексей Андреевич Пономарев!)
В ноябре 1987 года мы сделали пробный раскоп метрах в двухстах к западу и уже знали, что копать здесь невозможно: с начала XX века берег регулярно подсыпали, и трехметровая толща культурного слоя высится над былой поверхностью прошлого столетия. А с двухметровой глубины начинается плывун. Рыть в таких условиях — уничтожить место и ничего не найти. Да и химики нас предупредили, что негашеная известь и грунтовая вода должны были уничтожить останки: известь гасится, а потом вымывается током грунтовых вод.
Вот почему могильщики выбрали столь "неудобное" место, прямо на берегу рва и Малой Невы, где — копай не копай — яма все равно заплывает. Вот почему и Горбачевский пишет: "работали яму... солдаты инженерной команды Петербургской крепости вместе о палачами". По науке работали.
Четверо (Розен, Лунин, Волконская и преосвященник Исидор) говорят об извести. Волконская даже уточняет: "два больших ящика". Не было ни гробов, ни одежды. Их зарыли нагими.
И все же власти чего-то боялись.До холодов стоял у могилы караул.(О карауле целых пять свидетельств.) Но когда доносчик Шервуд-Верный через несколько лет сообщит, что некто выкрал тела казненных, а черепа держит дома, в III отделении только посмеются. (Этот сюжет обнаружен в архиве студентом-историком Ярославом Леонтьевым.)
Геологи из ВСЕГЕИ Г.Беляев и В.Угаров разработали программу поиска.
"Севзапгеология" дала нам технику. 14 декабря 1987 г. (так уж вышло!..) мы начали бурение. Первая скважина. Вторая. Сорок четвертая... Отбойниками пробивали тусклую маслянистую щебенку. Потом два - три метра желтенького песка - намывной слой двадцатилетней давности. Под ним - похороненная почва, супесь, дышащий на морозе бесплотным дымком мокрый песок.
Виталий Андреевич Угаров протоколирует скважину и отгревает пальцы над выхлопной трубой ГАЗа. Растет синяя горка мешочков с пробами, уже установлены границы древнего рва.
- Виталий Васильевич, а если нам бурить не через два метра - чаще?
- Я против. Будем расчитывать на прямую находку - ничего не найдем. А так исследуем всю площадку и определим по химии.
И когда к весне на стол легли долгие столбцы цифр, а рядом рыжие миллиметровки с горизонтальными разрезами, стало ясно, что прямо в пушкинской точке — химическая аномалия. Пятно кальция, магния и фосфора - на глубине около пяти метров.

- А давайте проверим на белок!
Это предлагает московский геолог Давид Кочев.
Передаем ему часть проб.
Есть белок! В том же месте и в том самом горизонте.
В. Андреев, начальник Бюро судебно-медицинской экспертизы Ленинграда, подтвердил: в ЛГУ разработан новейший чудо-метод. С его помощью можно определить и места залегания нефти, и древние могильники. Главное достоинство - скорость: достаточно капли реактива... Из акта судебно-медицинского исследования физико-технического отделения Бюро судмедэкспертизы ГУЗЛ:
"Для песчано-глинистых отложений Ленинградской области подобные значения суммарного белка не являются типичными и характеризуют высокую степень активности биохимических процессов, которые могут быть обусловлены захоронением биологических объектов" (Экспертизу проводили И. Маэикин, Т. Нижарадзе и Марина Лаздовская.)
Много белкового вещества оказалось в древесных угольках и в сосновой коре. То, что угольки и кора сосновые, определили московские криминалисты Ж. Никифорова, Е. Ломакина и сотрудник МГУ В. Филин.
Кора и угольки из скважин в том месте, где на пушкинском рисунке в тетради ПД 836 торчит из земли кривой ствол засохшего дерева. Мы считали, что дерево погибло от извести. Звали его меж собой сосенкой. Так и вышло.
У криминалистов есть правило: один отбирает материал, другой исследует.
Мы это правило соблюли. По геологическим описаниям скважин сотрудник ВНИИ МВД Андрей Лазарев построил разрезы. И обнаружил древнюю яму. Она глубоко под намывным слоем, над ней — ненарушеный почвенный слой XIX—XX веков. Если учесть, что в XVIII веке здесь вообще была протока (об этом говорят ранние планы и нарушенная при копании ямы линия торфа), ясно, что рыли в XIX веке.
Генерал Княжнин не соврал яма большая - 3 на 6 (не меньше) метров у поверхности. А от поверхности сегодняшней это около пяти.
Первая же скважина пришлась в край ямы. И подтвердила собой и точность пушкинских рисунков, и корректность работы военных топографов наших дней В. Егорова и А. Исаева. Это они перенесли точку с плана 1828 г. на современный.
В трех первых скважинах инородные для грунта включения. Среди них два крохотных фрагмента кости (экспертиза Н. Иванова и Ж. Никифоровой). На одном фрагменте эксперт А. Лазарев обнаружил пленку карбоната кальция.То есть извести.
Оба кусочка кости с глубины около пяти метров. А расстояние между ними было три с половиной метра.
ЗАКЛЮЧЕНИЕ РУКОВОДИТЕЛЯ ОТДЕЛА ПОЧВЕННО-БОТАНИЧЕСКИХ ИССЛЕДОВАНИЙ И ЭКСПЕРТИЗЫ А.АЛЕКСЕЕВА:
НАЛИЧИЕ КОСТНЫХ ОСТАТКОВ И ВКЛЮЧЕНИЙ КАРБОНАТА КАЛЬЦИЯ СВИДЕТЕЛЬСТВУЕТ О ЗАХОРОНЕНИИ В ЭТОМ МЕСТЕ С ИЗВЕСТЬЮ.
Итак, братское, но локальное захоронение первой половины XIX века (или около того). В месте, точно указанном Пушкиным и к тому же обер-полицмейстером Княжниным.
Не верить Пушкину у нас нет оснований: когда по его рисункам на кронверкском валу выбрали место для обелиска на месте виселицы, рабочие наткнулись на плахи от спиленных столбов.
Повторим вслед за историком: "Истина сильнее царя".

От прямого раскопа наша экспедиция отказалась.
Не надо копать. И переносить прах не надо. Невозможно это не технически, а человечески. Здесь их положили. Сюда приходили и Пушкин, и Наталья Михайловна Рылеева.
Готовя эту публикацию, мы собирались привести в ней геологический чертежик. Но вообразив на журнальной полосе слова "разрез ямы" или "профиль могилы", отказались от такого "наглядного доказательства". Выворачивать на всеобщее обозрение чрево земляного пласта — выше сил.
Фотофикацию вместе с актами экспертизы и томом материалов мы передаем на хранение в Музей истории Ленинграда. Там они станут доступны исследователям. А граммы праха давайте вернем земле. В одной урне. В том самом месте.
А если науке будущего потребуется определить, что все-таки сохранилось там, на пятиметровой глубине, — она найдет способ исследования, не нарушающий тяжких земных пластов.
Потому что археология здесь ни при чем: слишком близко от нас эти люди. Даже через полтора века. Их дважды казнили при жизни, их тела казнили негашеной известью по смерти. И копать здесь, когда мы уже знаем, что это здесь,— тоже род надругательства.
Поисковая наша экспедиция завершена. Ее организовали "Огонек" и Музей истории Ленинграда вместе с видеоканалом ленинградского телевидения "Пятое колесо" и геологами ВСЕГЕИ. Увы, здесь мы не можем назвать всех организаций и всех имен. Нам помогали сотрудники Пушкинского Дома, московские и ленинградские криминалисты, два университета, историки, археологи, художники, военные, студенты, топографы и архитекторы, рабочие и ленинградские школьники. Всем — названным здесь и неназванным — спасибо.
Мы шли за словом поэта, шли за Пушкиным и Ахматовой. Это они привели нас на берег безвестного островка Гоноропуло. И указали место.
Пусть пушкинский эскиз памятника встанет в граните.
Обретение утраченной святыни издревле почитается чудом. А чуду от века положено быть сопровождаему небесными и прочими знамениями.
Напомним французское стихотворение Сергея Ивановича Муравьева-Апостола, услышанное в крепости одним из его товарищей (М.С. Луниным - С.А.):

В подлиннике: "...в конце моего пути, внезапно озаренный, поймет мир, кого он лишился".
26 сентября, под вечер, когда дополнительное бурение уже не оставило сомнений в реальности места, инженер-геолог Тимур Галеев ткнул промасленной рукавицей в сторону Петропавловского собора. Зову в свидетели питерских метеорологов: над шпилем стояла радуга.
Очень вероятно, что к нашему делу она не имела ровно никакого отношения, только назавтра по церковному календарю было Крестовоздвижение, и, чтя традиции предков, мы оставили в последней скважине тут же сбитый из деревянного бруска крест. Потому что казненные были не только революционерами, но и христианами. Как бы необычно ни звучал этот факт для современного атеистического уха.
А потом были "знамения" земные. Ленсовет подписал-таки проект решения о Музее декабристов в заповедной зоне города.
Есть в решении и пункт на углу Наличной и Уральской улиц на первом этаже МЖК "Декабрист" будет выставка пушкинских рисунков, посвященных декабристам.
Ну, а завод обещает, что организует доступ на бывший берег малого островка Гоноропуло. Решили же такую проблему на московское заводе "Динамо", где покоится прах воинов-монахов Дмитрия Донского,
Ибо, как писал Пушкин, - "Могила праведника - достояние потомства". Изречение, смысл которого мы только-только учимся понимать.